В общем, дежурство прошло спокойно. Вот только отходняк от стимуляторов отравлял жизнь. Нейтрализаторы-то я не ел, да и поспать толком не удалось, так, подремать только. Вот и приходилось теперь терпеть ноющую боль в суставах и пугающую тяжесть где-то в районе печени. Пройдет, конечно, да и ничего особо страшного, но неприятно. Отгулял свои четыре часа, растолкал Стингера и, подумав, снова полез в фургон. Опять удостоился двусмысленных смешков в спину. Ничего, самонаводящийся ты наш, главный облом тебя будет ждать утром, когда Комар наружу полезет.
Комар, кстати, велосипеда не изобретал, а завалился на второй лежак, завернулся в одеяла и дрых там, со вкусом похрапывая. Шелли же, видимо, опять снились кошмары. Девчонка металась по постели и постанывала, хвост нервно шарил по полу фургона. Вот блин, и что тут делать… Соорудил себе из рюкзака эрзац-подушку и плюхнулся на пол между лежаками, положил кончик хвоста себе на руку. Девушка тут же успокоилась, поплотнее обмотала хвостом мою конечность и как-то удовлетворенно засопела. А дальше я вырубился, стоило только прикрыть глаза, даже ноющая боль не помешала.
К своему позору, проснулся чуть ли не последним. Комара в повозке уже не было. Шелли же сидела на своем лежаке, подогнув под себя здоровую ногу, и деревянной расческой пыталась расчесать волосы, которые у нее оказались длиной чуть ли не до задницы. Одной рукой у нее это не очень-то и выходило.
— Привет. Как выспался? — улыбнулась она, заметив, что я проснулся. Потом с какой-то ненавистью уставилась на расческу и заметно погрустнела: — Бесполезно, не уверена, что даже двумя руками расчесаться получится. Голову бы вымыть… Во, слушай, мне тут твои люди дали странной бумаги для умывания. — Она подняла с постели и показала мне вскрытую пачку с влажными салфетками. — Удобная штука, кстати. А для головы у вас такого нет случайно?
— Нет, для головы не имеется. — Я сел на полу фургона и потянулся потереть затекшую шею, но рука уткнулась в воротник броника. Н-да, спать в сбруе — то еще развлечение. — Но если ручей найдем — можно, наверное, воды погреть.
— Да, было бы неплохо, — кивнула девушка. — Хотя… твои люди вроде что-то уже нашли. Во всяком случае, я видела, как они умывались. И завтрак уже приготовили. Кстати, твой заместитель, Стингер — я правильно произнесла? — совершенно не умеет готовить. Впрочем, у меня еще хуже получается.
— Ну, ты даешь, попрыгушка, — сказал я, поднимаясь на ноги, — тебя ж только вчера порвали капитально, тебе лежать надо. Я вообще удивляюсь, как ты двигаться-то можешь.
— Я же говорила, что мы, тифлинги, покрепче людей. Дней через десять я уже ходить смогу, судя по ощущениям. А насчет лежать… Гадить я тоже под себя должна?
— Ну, извини, не подумал, — улыбнулся я. — Ладно, пойду и я умоюсь. Заодно посмотрю, чем моя банда занимается, да указания раздам.
— Возьми меня с собой, а. А то тут одной сидеть скучно… Да и, когда раны заживают, кушать постоянно хочется. Я бы с удовольствием еще раз позавтракала, даже стряпней твоего зама.
— Ну что с тобой сделаешь. — Я закинул автомат за спину, поднял девушку на руки и выпрыгнул из фургона. — Как с ребятами-то объяснилась?
— А я Стингеру еще одну «понималку» дала. Ну, амулет, как у тебя. Надо, кстати, всем твоим людям раздать. А то как-то нехорошо, я их понимаю, а они меня нет. Да и потом пригодится. Вот только не уверена, как на вашем жреце она работать будет. Рядом с божественной магией амулеты постоянно чудят, причем непредсказуемо. Жалко амулет просто так тратить, если не сработает.
Ребята за утро устроили у костра что-то вроде туристического лагеря. Натащили несколько здоровенных валежин, натянули полог из брезента. Рядом со спутанными ногами с обочины пощипывали траву четыре лошади. Только мангала не хватало. Впрочем, его вполне заменяла пара котелков, стоящих около костра, от которых ощутимо несло чем-то съедобным. Но всю картинку опошлял стоящий на сошках «Печенег» Потапыча. Кстати, самого пулеметчика нигде видно не было. И священник тоже чего-то не отсвечивал. Стингер опять разбирал кроки, Комар ему помогал по мере сил. Тирли держал фишку, как и вчера, сидя на крыше фургона. Кстати, все фургоны, кроме того, в котором я ночевал, оказались сдвинуты к краю дороги так, чтобы запряженные в них ящеры — харры могли дотянуться мордой до кустов.
— Что у нас плохого? — спросил, усаживая девушку на одно из бревен около костра. — И какого черта рассупонились-то?
В полном боевом оставался только Тирли, Комар и Стингер разгрузки и бронежилеты поснимали, автоматы, правда, оставались под рукой. Зам даже куртку стащил, остался в одной футболке.
— Дык, Дракон, всего не предусмотришь, — ответил Стингер. Шелли, услышав мой позывной, поморщилась. — А в броне жарковато…
— Стингер, ты бы с голой кожей особо не разгуливал, — сказала Шелли. — Свет Тарры вреден людям, особенно чистокровным. Если долго разгуливать, заболеть можно, потом разоришься магу-целителю платить.
— Так я в тени сижу. А если на свет выйду — куртку накину. Вот уж не ожидал, что сам вампиром стану.
— А при чем здесь упыри-то? — удивленно спросила Шелли.
— Ну понимаешь, — зам почесал затылок, — у нас отличительным свойством вампиров является то, что они не переносят света нашего солнца. Попросту сгорают, и довольно быстро. Соответственно ведут преимущественно ночной образ жизни.
— Ну надо же, — покачала головой девушка, — из какого вы интересного места. Нет, у нас т’сареш тоже предпочитают ночь, но только из-за того, что их глаза лучше приспособлены к темноте, чем к свету. Но чтобы сгорать… Да и люди. Вам надо где-то пару дней находиться в лучах Тарры, чтобы на коже появился ожог. Если не обратить на него внимания, то еще суток через трое образуются язвы. Ничего смертельного, просто очень неприятно и больно. И мерзко выглядит. А чтобы умереть… Ну, даже не знаю. Но это только у людей такая особенность, да и то у чистокровных, ну, или тех, у кого в роду других рас почти нет…